Но конец строительства был виден, он был уже не за горами, и это чувствовалось. Разгребались завалы в ангаре и вокруг него, утаскивались по норам наборы личных инструментов, вёлся беспощадный учёт и ревизия. Народ по этому поводу не сильно переживал, наоборот, многие потирали руки в предвкушении окончательного расчёта и банкета.

Я выставил по истинному времени свои хронометры, откалибровал и закрепил на местах свою гордость — навороченный секстант с искусственным горизонтом, астрокомпас, звёздный глобус и прочее. Больше всего времени ушло, конечно, на устранение девиации магнитного компаса, но тут помогла магия и приглашённый специалист, явившийся на вызов весь обвешанный столь сложными амулетами, что даже Арчи восхищённо покрутил головой. Но и с ним мы провозились полноценную рабочую смену, сумев загнать остаточную девиацию в приемлемые два-три градуса при всех положениях тросовой системы.

Так что к исходу второго дня я все свои дела привёл в норму, и теперь спокойно пил чай в левом кресле штурманской рубки, поглядывая через лобовое стекло на завершающийся бардак. Ещё я купил наручный хронометр и такой же компас для себя, да не самые дешёвые часы-луковицу на цепочке для Кирюхи, пусть будут, мало ли, вдруг когда и пригодятся.

Трюмный на удивление легко освоил понятия часовой, минутной и секундной стрелки, полдень и полночь, двенадцать и двадцать четыре, и теперь слушал мой рассказ про часовые пояса, про местное и корабельное время, которое совпадает с истинным, и почему оно может отличаться.

— Вот потому так и выходит, — закончил я свой рассказ, — что у нас на борту, допустим, будет шесть вечера, а за бортом уже глубокая ночь. Понял теперь?

— Понял, — в глубоком раздумье протянул Кирюха, — но ведь я всегда с «Ласточкой»! Далеко не ухожу! Зачем мне местное? А с другой стороны, вы же, когда прилетаете куда-нибудь, по местному жить начинаете! Как быть?

— Очень просто, — я отставил в сторону пустой стакан, — у меня спрашивать. Вот как только прилетели куда, так и подходи, сверим часы. Они же тебе не просто так, для красоты, это инструмент, причём очень нужный. Понял? А в рейсе, когда начнём пересекать часовые пояса, я тебя сам вызывать буду, договорились?

— Договорились! — забрал у меня пустую посуду Кирюха и срочно куда-то засобирался. — Я тебе больше не нужен? Смотри, воду привезли! Сейчас баки заполнять станем, питьевую в посеребрённые, техническую в оцинкованные! Перепутать нельзя! И балласт ещё, насосы проверять станем, дифферент чтоб исправлять можно было! Санузел в работу запустим, кухню и душ! Всё, я побежал!

И мой заместитель по ордену, блеснув знанием новых слов, дунул заниматься делами, а я решил выйти наружу, там как раз ходил туда-сюда один гном, которому мне срочно требовалось сказать спасибо.

— Гимли! — выпрыгивая на пол ангара через эвакуационный люк, позвал я уходившего художника, — подожди!

Он вначале было завертелся по сторонам, не поняв, откуда шёл голос, но потом заметил меня и остановился.

— Я это, — протянул я ему руку, — чисто выразить восхищение! Нет слов, до чего хорошо вышло, спасибо тебе!

— А, это, — заулыбался он, принимая рукопожатие, — хорошо вышло, да! И это вам спасибо, кто бы мне ещё такую работу предложил! Я уж думал всё, кончилась в моей жизни удача, и тут на тебе! Меня же директор в штат принял, мастерскую выделили, со стеклянной крышей, я теперь счастлив!

— То есть с нами к людям не поедешь? — уточнил я то, что и так уже было понятно, — Арчи ведь тебе, помнится, даже протекцию составить обещал.

— Да смысл уже? — пожал плечами он. — Свои оценили наконец-то, не кто-нибудь, а я ведь этого и хотел больше всего. Теперь и работа и деньги — всё это будет. Заказы новые вроде бы наклёвываются, я после завтрашней выкатки точно знать буду. Да даже и без них — что с того? Я ведь уже на зарплате, и контракт на три года, не пропаду.

К слову сказать, завтрашняя выкатка висела над нашим экипажем как та необходимость, через которую нужно будет просто пройти, можно и сцепив зубы, а можно и получив удовольствие. «Ласточка», конечно, была нашей и только нашей, но столько народу вложили в неё свои силы и свою душу, что просто уйти без этой церемонии отсюда завтра поутру будет немыслимо. Ну, если только мы не захотим показать всем, что нам на них наплевать, причём наплевать конкретно, а мы не захотим.

Завтра все мастеровые, работавшие над нашим дирижаблем, припрутся сюда, в ангар, примерно в таком же виде и настроении, в каком по-настоящему набожные люди ходят на церковные праздники, да ещё и во главе своих семей. Они наденут свои лучшие одежды, вытащат из сундуков дедовские золотые цепи с пряжками, и хорошо ещё, если с древними топорами никто не припрётся.

Завтра тут будет не протолкнуться, завтра нашу «Ласточку» будут показывать всем желающим, хотя на борт, конечно, просто так никто не попадёт, только по заслугам или по авторитету. Но кое-кого придётся пустить, ничего не попишешь.

Начнут же с того, что с самого утра приведут в порядок территорию вокруг ангара, уставят всё длинными столами и лавками, приволокут походные печи, грузовиками будут тащить дрова и продукты. Завтра лучшие повара будут показывать свой класс, завтра все будут основательно, по-гномски, наедаться и чинно, показывая всем, что умеют пить, напиваться, любуясь при этом дирижаблем.

Арчи уже заказал несколько цистерн пива, причём самого лучшего, на которое только смог договориться. Потом подумал, прикинул в уме количество народа и купил ещё примерно столько же по объёму, но уже в бочках, в запас, добыл где-то эльфийского вина и бренди, гномского самогона и людской водки с наливками, он постарался учесть всё.

Сразу после выкатки пройдёт церемония загрузки главного топливного элемента в силовую установку, то бишь вознесение Лариски на престол, и лучше нам отнестись к этому делу серьёзно, чувства верующих следует щадить. Тем более когда у этих верующих кулаки размером с мою голову и предельно серьёзное отношение к таким церемониям.

Потом ещё много чего будет, но для всех главным событием, конечно, станут демонстрационные и испытательные полёты, в которых нам придётся покатать целую прорву народу. Всякие самодеятельные концерты, прочувствованные песни хором, конкурсы и состязания я уже не считаю, но без этого тоже не обойдётся.

Ближе к вечеру, перед тем, как всякое высшее начальство покинет нас, дабы не смущать подчинённых своим присутствием, будет ещё официальная часть, на которой подобьют бабки, объявят размер окончательного расчёта, выдадут трудовые награды особо отличившимся, поблагодарят каждого поимённо, да там много чего будет, и вот только после этого пир уйдёт в ночь, чтобы разгореться с новой силой, и даже, может быть, захватит весь следующий день.

Я пока просто не знал, во сколько именно часов праздника оценит верхушка гномов строительство «Ласточки», но надеялся, что хотя бы не очень много. С одной стороны, повод есть, конечно, а с другой стороны, не будет же аэропортовское начальство терпеть бардак в режимной зоне слишком долго, найдут какой-нибудь компромисс.

— Завтра экскурсию буду проводить, — внимательно глядя на меня, развёл руками Гимли, как бы показывая, что никуда нам не деться, — по вопросам интерьера. Надо же показать, чего мы наворотили. Далин добро дал, лишних там не будет.

— Да я понимаю, — спохватился я, чтобы гном не принял мою некоторую задумчивость на свой счёт, — такое грех не показать. Хоть две!

— Да я могу и две, — согласился он со мной, — и всю неделю могу, но будет только одна, для тех, кому это действительно надо. Там ценителей, кстати, будет мало, в основном те, кто деньги даёт. Придётся постараться, Рагнар Далинович просил.

— Не придётся, — уверил я его, — ты уж своё отстарался, так что просто в споры не лезь, не хами, никому ничего не доказывай, и всё будет пучком. Будь спокойным и уверенным, даватели денег ценят это больше всего.

— И я тебе то же самое скажу, — к нам подошёл Арчи, слышавший наши последние слова, — корчи из себя уже больше производственника, чем художника, мол, спорить времени нет, работой завален, а потому просто показываю. И давай до завтра, выспись, приоденься, свежая голова тебе будет лучшим помощником. Давай-давай, друже, до свиданья.